Начинающий молодой садовод-любитель Эдуард Цумарев настойчиво просил меня приехать в деревню Семиковка, чтобы посмотреть чудо-грушу, которая растет в саду его матери. «...Груша обильно цветет каждую весну и дает множество мелких, но очень сладких плодов, которые, как только созревают, дружно осыпаются на землю. Вся деревня собирает их...»
Я попал в этот сад как раз в то время, когда к груше нельзя было подойти, не наступив на её плоды. Два толстых ствола, раздвоенных у основания штамба, смыкались на большой высоте своими ветвями, образуя общую мощную крону шаровидной формы. Сентябрь спешил «раздевать» деревья, но груша сопротивлялась, красуясь в лучах яркого солнца зеленым шатром своей листвы. Красив сентябрь в саду!
Попробовали плоды... Сочные. Сладкие. Но мелкие.
- А когда подсохнут, - пояснила хозяйка сада Прасковья Михайловна, - то еще слаще бывают. Вот только, что это за сорт - не знаю...
- Скорее всего - это полукультурное дерево. Сколько ему лет?
- Кто его знает, - вздохнула моя собеседница, - мне уже скоро семьдесят... - И тут голос женщины вдруг задрожал. В глазах появилась непрошеная слеза. Но быстро справившись с минутной слабостью, пояснила: - тяжело вспоминать прошлое...
Так я узнал историю жизни этой мужественной, очень трудолюбивой и когда-то очень красивой женщины. В этом я убедился, посмотрев фотографии её молодости. Это о таких женщинах, восхищаясь их красотой, умом и трудолюбием, великий Некрасов писал: «... Есть женщины в русских селеньях... Коня на скаку остановит... В горящую избу войдет...» такой была и девушка Паша. Ей было только восемнадцать, когда она стала хозяйкой этой усадьбы. В ту весну 1947 года она впервые увидела эту красавицу-грушу, которая как невеста красовалась в белом наряде. Майский вечер дышал медовым цветом. Паша была счастлива, как и все девушки в её возрасте. После тяжелого военного лихолетья, холода и голода хотелось радости. Хотелось работать. Хотелось любить и быть любимой. Хотелось рожать и растить детей.
С такой надеждой молодой женой пришла она в дом мужа, в саду которого росла эта груша. Но своего женского счастья она тогда так и не дождалась. Хотя ждала его целых тринадцать лет. Кто знает, сколько раз стояла она у этой, тогда еще молодой, грушеньки... Сколько слез пролила.
Сколько ночей недоспала. Плакала, чтобы муж не видел. Не хотелось его обижать. Она верила. Она любила.
И только через много лет узнала Паша, что муж её в детстве был угнан фашистами в Германию и вместе с тысячами таких же юнцов был подвергнут самому страшному надругательству, после которого он уже не мог иметь детей. И паша не выдержала, распрощалась со своей грушенькой и в чем стояла ушла к своей матери. Больше к мужу она не вернулась. Мать не осуждала ее. Она все понимала: всякая женщина хочет своего счастья!
Скоро в её жизнь вошел другой мужчина. Он был хорошим хозяином, волевым, работящим и сильным человеком. И она была счастлива. Четырех детей родила: троих сыновей и дочь. Техникум швейной промышленности закончила. Работала портнихой в местном филиале районного комбината бытового обслуживания. Обшивала и детей, и соседей. Хозяйство крепкое вела. На все хватало сил и времени. Успевала Паша со всеми работами, потому что была счастлива... Хотя, если откровенно, то всякое было. Муж работал председателем колхоза. У него не было выходных. Работал много, но иногда любил и погулять. И она, красивая и умная, плакала в подушку от обиды и ревности. Чем же она хуже других, что муж бежит от нее?.. Но минуты горькие скоро проходили, и она снова радовалась жизни. Так продолжалось целых восемнадцать лет...
- Но как же вы вернулись к своей грушеньке?
Она горько улыбнулась:
- Все получилось очень просто. Мой первый муж вскорости умер, и усадьба эта осталась осиротевшей. Сердце мое болело, когда я смотрела на опустевший сад. Наследников у него не было. И мы решили купить этот дом. В душе он мне все время казался родным.
- Так вы снова встретились с грушенькой...
- Да, теперь уже навсегда...
- И что же было дальше? Здесь мы построили новый дом.
Все было хорошо. Подрастали наши дети. Обзавелись хорошим хозяйством: три коровы, лошадь, свиньи, куры, пчелы. Короче, как говорят, живи да не хочу. Но однажды все мое счастье рухнуло в одночасье. Заболел и умер муж. И все заботы легли на мои плечи: семья, работа, хозяйство...
- Тяжело было?
- Не то слово, - Прасковья Михайловна снова смахнула набежавшую слезу, - день на работе, вела хозяйство, а ночи просиживала за швейной машинкой. Надо было кормить и одевать детей, выводить их на самостоятельную дорогу в жизни...
- И сколько лет вы так живете?
- Вот уже одиннадцать лет прошло, как мужа схоронила.
- И все эти годы вы содержите такое большое хозяйство?
- Да, я клятву себе дала. У меня такой характер: во всем хочу быть первой... У меня род такой тягучий. Моя мама прожила сто три года. И все время работала. И только на последнем году жизни почувствовала слабость, как-то вошла в дом и сказала: «все, доченька, я свое отработала». Потом слегла и скоро ушла из жизни без мучений. - Прасковья Михайловна впервые улыбнулась и добавила строго: - чтобы жить, надо работать...
- Но дети ваши уже взрослые. Можно и отдохнуть...
- Я же сказала, что работаю, чтобы жить, и живу - чтобы работать. Другой жизни я не знаю. Я очень гордая и упрямая женщина. И не будь я такой, то не знаю, что бы со мной стало...
- Как сложилась судьба ваших детей?
- Эдуард, Валерий и Люба имеют свои семьи. У них свои заботы и свои дела. Имею двенадцать внуков - шесть мальчиков и шесть девочек. А вот у младшего сына Александра пока не сложилась семья... Но верю, надеюсь, что и у него все будет, как у людей. Пока он живет рядом со мной, хотя и у него свое хозяйство.
Разговор о делах сегодняшних еще больше оживил мою собеседницу, она повеселела, на лице появился здоровый румянец, ясными стали глаза. В саду было тихо и тепло. Яркие лучи сентябрьского солнца все еще целовали румянощёкие сочные яблоки на тяжелых ветках. Радовались солнцу и пчелиные семьи.
- Вот еще не успела откачать мед, - пожаловалась Прасковья Михайловна, - все нет времени...
- А сколько у вас семей?
- Пока семь. А там видно будет.
- И вы сами смотрите за ними?
- А кто же еще? Вся моя жизнь прошла рядом с пчелами. И дед, и отец любили пчёл. Когда первый раз вышла замуж, мне в приданое дали пять семей. Второй раз вышла - такой же подарок получила. Люблю пчелу, она здоровье наше бережет. - Прасковья Михайловна посмотрела на яблони, вздохнула:
- Вот и яблоки надо собирать, и картофель еще не весь убрали... Голова кругом идет, как подумаешь сколько работы!
- А еще чем богато ваше хозяйство?
Прасковья Михайловна улыбнулась, переспросила:
- С чего начать? - И тут же продолжила свой рассказ:
- Земли у меня на двоих с сыном Александром два гектара. Полгектара занято под картофель, а остальное под пшеницей и рожью. Часть земли под травами. В моем хозяйстве корова и бычок, четверо взрослых свиней. Недавно купила еще две свиночки. Держу кроликов, 40 кур и 6 котов...
- А котов зачем столько?
- Сколько родилось. Куда же их денешь? Все выросли, все мышей ловят. Все живое хочет жить. Пусть живут.
Подумав, Прасковья Михайловна добавила:
- У меня много всяких слабостей. Всю жизнь люблю лошадей. Почти тридцать лет содержала своего Орлика, любила его как родного. Но время берет свое. Состарился, видеть слабо стал, но на мясокомбинат не отдала. Жалко очень... Сын Валерий попросил, отдала ему, он его лечит. Себе купила молодого, тоже Орликом назвала. Без лошадки сегодня не проживешь.
- Дети, наверное, гордятся вами?!
- Не знаю, - вздохнула Прасковья Михайловна, - но одно скажу: благодарить должны!
Мы долго молчали. И я украдкой любовался этой и сегодня еще по-своему красивой женщиной. Любовался и думал: разве можно не гордиться такой матерью, разве можно не любить ее, не целовать её руки!.. Одному сыну подарила машину, другому сыну помогла построить дачу, дочери - дом...
- Всю свою жизнь я строилась, - словно прочитав мои мысли, продолжала свой рассказ Прасковья Михайловна, - четыре дома построила. Хорошо помню, как после войны на коровах таскали бревна из леса. В моем роду все любили строить, хотя достается это очень и очень тяжело, но, что поделаешь, такими мы родились. Не можем сидеть сложа руки.
- Чем богаты вы сегодня?
- Всего хватает, - улыбнулась моя собеседница, - уже накопала 15 тонн картофеля. Хороший урожай пшеницы и ржи. Продала совхозу полторы тонны молока. Будет и сало, и мясо, и масло, и мед...
И уже более весело добавила:
- Будет чарка и шкварка. Все будет, только работай...
- А здоровье?
- Всякое бывает. Но терплю. Работа спасает.
- И бог помогает... Вы верите в бога?
Прасковья Михайловна не смутилась, не испугалась моего неожиданного вопроса. И, не задумываясь, ответила:
- Нет. У меня свое понятие. Я верю в природу, я верю в то, что в душе каждого из нас живет свой бог. Он управляет нами, нашим телом и нашей совестью. А потому все мы бываем разные. Один всю жизнь честно трудится, пашет землю, растит скот, добывает хлеб своим потом и своим умом. А другой - всю жизнь бездельничает, ворует, пьет, врет... Легкой жизни ищет...
- Но вера у нас одна...
- Да, вера одна. Но её служители, которых я знала, никогда не вызывали во мне уважения. Поймите меня правильно. Я не люблю, как говорят, кривить душой. Как думаю, так и говорю...
Вот, пожалуй, и все, о чем могла рассказать старая груша, если б она могла говорить. Мне остается добавить лишь одну деталь. Старший сын Прасковьи Цумаревой - Эдуард построил дом, посадил свой сад. И скоро-скоро в нем зацветет молодая грушенька - наследница столетней матери-груши, под которой отшумело его детство и юность, выросли его братья и сестра. А теперь резвятся внуки.
Жизнь продолжается.
Земной поклон вам, Прасковья Михайловна, от детей и внуков ваших, от всех, кто вас знает и любит, учится у вас жить.
И. Федоров.
Другие статьи на эту тему читайте здесь.